журнал Архитектура.Строительство.Дизайн.

статьи | галерея обложек | где купить

Статьи | ВХУТЕМАС в Баухаузе. Баухауз во ВХУТЕМАСе. История двух путешествий

Татьяна Эфрусси, студентка исторического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова
полная версия

Школа Баухауз, организованная в 1919 году архитектором Вальтером Гропиусом в Веймаре, и ВХУТЕМАС, учрежденный в 1920 году в Москве, перевернули существовавшие понятия о художественном и архитектурном образовании и в конечном счете оказали влияние на развитие мирового художественного процесса. Новые педагогические методы, рождение дизайна как направления художественной деятельности и дизайнера как нового типа творческой личности, постановка проблемы массового производства и отношения художника к нему, осмысление места и роли изобразительного искусства, архитектуры и декоративно-прикладного искусства в контексте новой эпохи - XX века, по-настоящему «наступившего» и осознанного лишь после Первой мировой войны в Европе и революции в России, - вот несколько примеров того, почему обе школы являются ключевыми для понимания искусства, в том числе архитектуры, и материальной культуры ушедшего столетия.
Но немногим известно, что между этими школами существовали и реальные отношения, а не только «книжное» соседство в многочисленных учебниках по дизайну и архитектуре. Одним из главных эпизодов их совместной истории стал приезд студентов московских архитектурных и строительных вузов осенью 1927 года в Баухауз и ответный визит баухаузовцев в 1928 году в московский ВХУТЕИН.

ВХУТЕМАС в Баухаузе
К 1927 году Баухауз был уже знаменитым и признанным центром современного искусства, во многом благодаря продуманной политике В. Гропиуса. В Дессау, куда школа переехала в 1925 году, стекались посетители со всего мира - и профессионалы, и журналисты, и просто любопытствующие. Достаточно сказать, что в период с 1927 по 1930 год, по данным мэра Дессау Фрица Хессе, здания Баухауза посетили около 20 000 человек. Не могли не заезжать в Баухауз и советские архитекторы и инженеры, которые во второй половине 1920-х годов все чаще получали возможность отправиться в организованные зарубежные поездки для изучения опыта западных коллег (например, в 1927 г. ВСНХ была организована экскурсия инженеров-строителей). Особенный интерес представлял опыт социального жилищного строительства в Германии, где после войны проблема расселения стояла так же остро, как и в СССР в 1920-х годах. Внимание советских делегаций привлекал и экспериментальный поселок для рабочих Тёртен, спроектированный бюро Гропиуса в Дессау.
Хотелось бы остановиться на состоявшейся осенью 1927 года поездке в Баухауз московских студентов-архитекторов, среди которых были и студенты ВХУТЕМАСа, поскольку именно она имела важное значение не только для советской архитектуры, но и для Баухауза, отметив один из этапов его «пути на Восток».
В начале 1928 года в журнале «Современная архитектура» появляется развернутый отчет И. Гуревича о выставке современной архитектуры, устроенной Веркбундом (Немецкий производственный союз, объединяющий архитекторов, мастеров декоративного искусства и промышленников) в Штутгарте под руководством Людвига Мис ван дер Роэ. Эту статью предваряет благодарственное письмо архитекторам, оказавшим большую помощь экскурсантам (студентам архитектурных и строительных факультетов московских вузов) в составлении маршрута и выборе объектов осмотра, а именно - Хуго Херингу, Людвигу Хильберзеймеру, Артуру Корну, Максу Тауту, Вальтеру Гропиусу, Ганнесу Майеру, Адольфу Майеру и Отто Эйслеру. Под текстом стоят имена участников поездки: «Муравьев И., Кельмишкайт А., Кочар Г., Бабуров В., Козелков Г., Мордвинов А., Суворкин, Карыгин, Селиванов К.».
Целью экскурсии было ознакомление с жилищным строительством, поэтому и рассказы участников поездки, опубликованные по ее итогам, посвящены именно этой проблеме и современным решениям в Германии, причем большое внимание уделено Баухаузу.
Свидетельства о делегации из Советской России, оставленные баухаузовцами, носят совсем иной характер. В первую очередь, это книга «Киббутц и Баухауз» (1976) Ариэ Шарона (1900-1984), ставшего позднее известным архитектором в Израиле (работал там с 1931 г. и до своей кончины в 1984 г.). В предисловии к книге Шарон спустя много лет вспоминает об экскурсии студентов из «знаменитой школы Хутемас», которая, по его словам, «считалась единственным учебным заведением в Европе, способным конкурировать с Баухаузом». В то время он сам был студентом только что открытого архитектурного отделения под руководством швейцарского архитектора Ганнеса Майера (1889-1954). Шарону, тогда единственному из учащихся, кто понимал славянские языки, была поручена роль гида-переводчика, хотя объясняться с гостями он мог только на польском и ломаном русском. Впрочем, это не помешало «яростным дебатам о методах обучения и подходах к дизайну».
Более интимный характер имеет другое свидетельство - письмо Гунты Штельцль к ее брату (1927). Гунта Штельцль (1897-1983) была не только замечательной художницей с оригинальным и современным подходом к ткачеству в лучших традициях еще веймарского, экспрессивного Баухауза, но и единственной тогда женщиной в преподавательском составе школы: в 1927 году по требованию ткацкой мастерской она была избрана руководителем и «молодым мастером».
В своем письме Штельцль рассказывает, что среди приехавших в Баухауз студентов были «отличные ребята», более того, в одного из них она «довольно сильно и серьезно влюбилась».
Но ее интерес к России этим не ограничивается:
«Меня интересует страна и еще больше - люди. Ведь это же единственное место в мире, где революция действительно произошла и все продолжает развиваться, где люди действительно пытаются создать новую жизнь. Восток на самом деле интересует меня как источник духовного обновления… Во всех областях искусства я вижу потрясающие результаты, которых мы никак не можем достигнуть. Не эстетизм, а синтез всех возможностей и сил… Я хочу увидеть в первую очередь московский Баухауз, кроме того - киношколу, а также старую Россию, музеи и т.д. … Надеюсь установить такие связи, которые позволят мне в дальнейшем там работать…».
Очевидно, насколько восторженно должна была Г. Штельцль воспринять идею ответного визита в Москву. Он состоялся весной 1928 года и был приурочен к международному архитектурному конгрессу CIAM. Что касается ее личных «международных отношений», то переписка с молодым московским архитектором постепенно прекратилась: Гунте было «недостаточно этой платонической любви», ей хотелось «реальности».

Баухауз во ВХУТЕМАСе/ВХУТЕИНе
В конце мая 1928 года в Москву прибыли Гунта Штельцль, Ариэ Шарон и еще один студент, Пер Бьюкинг. Надо сказать, что работа Баухауза была известна в России не только благодаря отчетам экскурсантов: в 1927 году Баухауз был главным зарубежным гостем проведенной в стенах ВХУТЕМАСа «Первой выставки современной архитектуры». Неудивительно, что приезд баухаузовцев был так важен для архитектурного авангарда России и что журнал «Строительная промышленность» посвятил этому событию статью на титульном листе.
«Германские студенты вошли в ближайшее общение с московским студенчеством… По их мнению, русская современная архитектура является в значительной мере уже оформившейся и идущей путями, аналогичными с идеями Баухауза». Баухауз в этой статье предстает не столько школой, сколько «революционным учреждением», которое подвергается преследованиям и вынуждено вести напряженную борьбу за свое существование. Такая традиция репрезентации Баухауза в отечественной литературе была типична как для 1920-х - начала 1930-х годов, так и для послевоенного времени, начиная с 1960-х. Тем не менее «революционным» в понимании советской стороны он никогда не был.
Шарон, отмечая блестящие идеи советских архитекторов-авангардистов, видит и традиционализирующую тенденцию, приобретающую популярность в архитектуре конца 1920-х годов. «Это была славная эра прогресса русской литературы, театра и архитектуры. На стендах демонстрировались смелые проекты Мельникова, Гинзбурга, Лисицкого, братьев Весниных. С другой стороны, образы некоторых зданий были довольно-таки традиционными (например, мавзолей Ленина работы Щусева)».
Работу «дизайнерских» факультетов ВХУТЕМАСа он оценивает также достаточно трезво и, конечно, с точки зрения идеалов Баухауза. Около 1923 года связь учебы с индустриальным производством была провозглашена в качестве новой цели этой школы (девиз Гропиуса - «Новое единство искусства и техники»). «Мастерские ВХУТЕМАСа стремились достичь высокого уровня, однако многие работали без связи с промышленным производством, скатываясь до уровня народных промыслов. Блестящим исключением был факультет графики, вдохновленный событиями недавнего революционного прошлого».
Баухаузовцы жили в общежитии студентов ВХУТЕМАСа, и контраст просторных «ателье» Баухауза, обставленных стульями работы Марселя Бройера, с крохотными комнатками, где из мебели были лишь железные кровати, старые стулья и самодельные столы, был разителен. Но эти бытовые неудобства, конечно, не помешали активному общению: «У нас было много встреч в мастерских ВХУТЕМАСа с обсуждением проблем дизайна и производства». Именно эти встречи запечатлены на фотографиях: баухаузовцы в окружении студентов ВХУТЕМАСа и Г. Штельцль с А. Мордвиновым в мастерской. Штельцль с восторгом пишет в открытке семье Шлеммер о том, что их все время окружают знаменитые архитекторы («…а я, неужели все-таки простая ткачиха?!»).
Поездка завершилась лекцией Шарона о методах работы и результатах, достигнутых в стенах Баухауза, в большой аудитории Московского университета, заполненной профессорами и студентами.
По возвращении в Дессау участники поездки сделали доклад, на котором присутствовали все, включая старых мастеров и Гропиуса. А. Шарон вспоминает: «После доклада меня пригласил на ужин Василий Кандинский (профессор Баухауза с 1922 г. - Т.Э.)... Он пытался убедить меня, что все позитивные аспекты развития искусства и культуры в России обусловлены высоким уровнем духовности русского человека, а вовсе не советским социальным строем. Я возражал ему, перечисляя достижения искусства (Малевич, Лисицкий), поэзии (Маяковский, Есенин), театра (Станиславский, Вахтангов, Таиров, Мейерхольд)… но мои аргументы были слабы против речи такого искушенного оратора, как Кандинский».
Для Гунты Штельцль и Ариэ Шарона поездка стала важным этапом их личной истории. Из России она пишет своему брату не только о новых впечатлениях, но и о внезапно вспыхнувшей между ней и Шароном любви. Свадьба состоялась в 1929 году, но, к сожалению, «долго и счастливо» они не жили: в 1931 году Штельцль покидает Баухауз и эмигрирует с дочерью в Швейцарию, потеряв немецкое гражданство из-за брака с иностранцем. Шарон же отправляется в Палестину.

Подводя итоги событиям 1927-1928 годов, можно отметить в первую очередь их безусловную значимость как эпизода реального сотрудничества двух важнейших центров формирования современного искусства. Но, с другой стороны, это сотрудничество имело неоднозначный характер, так как были различны сами мотивы этих поездок-экскурсий.
С советской стороны это была поездка с целью изучения массового строительства в Германии. Привлечение западного опыта для более эффективного «социалистического строительства» станет характерной чертой первых пятилеток, и экскурсия студентов в Германию имела исключительно практическую направленность. Безусловно, такое же впечатление, сдержанное и профессиональное, оставляют и опубликованные в специализированной прессе статьи участников поездки.
Для баухаузовцев же поездка в Советскую Россию была путешествием в страну свершившейся утопии, которую многие молодые люди жаждали видеть и в Германии, неудовлетворенные недостаточной радикальностью мер, предпринимаемых правительством Веймарской республики. Особенно ярко это видно по материалам писем Гунты Штельцль. Позднее, впрочем, европейцев будет манить не только «пламя революции»: после того как наступил мировой экономический кризис, именно на стройках индустриализации многие архитекторы и инженеры могли получить работу и возможность прокормить себя и семью. Известно, что восторженный идеализм этих людей, сталкиваясь с действительностью уже сталинской России, нередко приводил к трагическим последствиям. Не удалось их избежать и Перу Бьюкингу, участнику поездки баухаузовцев в Россию, которого в 1931 году позвали работать в Москву: в 1938 году он пропал без вести.
Ариэ Шарон, тесно общавшийся с тогдашним директором Баухауза Ганнесом Майером, отправившимся в 1930 году в Москву, также рассматривал возможность поездки в Советскую Россию вместе со Штельцль. Этому плану сбыться было не суждено - возможно, к лучшему, ведь большинство баухаузовцев, уехавших в Москву вместе с Майером, стали жертвами репрессий: погибли архитекторы К. Мойман, Б. Шефлер, художник Э. Борхерт, был сослан в Усольлаг архитектор Ф. Тольцинер.