Е.Короткевич, кандидат искусствоведения, доцент
сокращенная версия

Дождливым осенним вечером 2002 года множество москвичей собралось в Украинском культурном центре на Старом Арбате на открытие выставки живописи Татьяны Ниловны Яблонской. Имя старейшего советского украинского мастера хорошо знакомо людям, жившим в той стране и в той эпохе, противоречивые ценности которой стали частью ее жизни и ее искусства. Мы тогда еще не знали, что эта экспозиция будет последней прижизненной...

17 июня 2005 года пришло известие о кончине Яблонской. Татьяна Ниловна два года не дожила до своего девяностолетия. Среди ее званий и наград, перечисленных в украинской прессе, - Герой Украины, Народный художник Украины. Но отчего-то не принято стало вспоминать, что ее искусство было отмечено множеством символов признания страны, которой больше нет: она была трижды лауреатом Государственной премии СССР (из них дважды - Сталинской), награждалась орденами Трудового Красного Знамени, Дружбы Народов, была действительным членом Академии художеств СССР. Яблонская отличалась ярким общественным темпераментом: избиралась в Верховный Совет УССР, была членом Правления Союза художников СССР и т.д. и т.п. Эти звучные «довески» к ее имени и завоеванные общественные позиции значили не так уж мало: они помогали художнице бороться за свое искусство.
Всю свою долгую творческую жизнь Яблонская должна была отстаивать собственные художественные принципы. Это было трудно, поскольку она всегда оказывалась среди тех, кто прокладывал новые пути в искусстве. Ее живопись нередко вызывала полярные суждения. Она никогда не повторялась. Наверное, одним из самых замечательных качеств ее личности была способность к постоянному поиску и обновлению. Сейчас особенно отчетливо осознается, каких трудов и каких нравственных сил стоило каждое явление публике «новой Яблонской». Редко кому удается смолоду пережить такой триумф, какой выпал на долю Яблонской и ее картины «Хлеб» в 1949 году.
В наши дни это произведение не воспринимается столь безусловно, как тогда, когда оно стало своеобразным эталоном реалистического жизнеутверждения. Но, несомненно, в ней присутствует та искра радости, надежды, которую зародила в людях победа в Великой Отечественной войне. Сейчас, отдавая должное мастерству исполнения почти четырехметрового полотна, трудно отделаться от мысли о подлинной драме советской колхозной жизни, заслонявшейся декларативным оптимизмом. Слава, пришедшая к молодой Яблонской, имела четкие официозные параметры. Когда смотришь на фотографию красивой улыбающейся девушки-художницы с этюдником на фоне киевских новостроек, сделанную для журнала «Огонек», невольно думаешь, что этот программно бодрый, протокольный образ Татьяне Яблонской пришлось искупать и вытравлять из сознания современников почти всю жизнь. И, может быть, истинный масштаб ее как личности и как художника сказался в огромной работе души, сумевшей переломить художественную систему, в которой она выросла и, казалось, так благополучно нашла себя. Однако эта система не допускала искренности в искусстве и потому была отвергнута ею. Она искала более страстного выражения собственного чувства жизни.
Работы Яблонской конца 1950 - начала 1960-х годов вызвали настоящее потрясение. Она же скромно считала: «Я никогда не была первой, но действительно умела чувствовать то, что намечается, куда все идет...». Тем не менее она одной из первых среди советских художников открыла ту мощную творческую силу, которая жила в народном искусстве, в опыте украинских примитивистов. Из академической школы она шагнула в стихию декоративной яркой радости, на десятилетия определив для себя путь, связанный с национальными традициями. О произведениях народных мастеров она говорила: «Меня как художника тянет к ним какая-то прочность их жизненных устоев, ясность взглядов на жизнь, на долг человека, выработанная веками мудрость». Она приложила тогда много усилий для официального признания художников из народа. Тонко чувствуя языческую силу живописного примитива, Яблонская преклонялась перед гением Марии Примаченко и Екатерины Белокур. Вспоминается ее рассказ об одной деревенской художнице. Она носила корзинами землю на дорогу, чтобы прикрыть оголившиеся корни деревьев, реально чувствуя их живую боль. Подобная связь человека с природой, с родной землей стала для Татьяны Яблонской искомым идеалом. Именно поэтому композиции некоторых картин того периода кажутся четкими формулами, ясными выводами из уроков народного искусства («Лето», 1967).