полная версия

Как известно, «Хрустальный дворец» - это выставочный павильон первой Всемирной выставки в Лондоне, состоявшейся в 1851 году. Здание было возведено по проекту Джозефа Пакстона, садовника, создателя целого ряда новаторских по конструктивным приемам оранжерей в частных поместьях Англии. Своим названием павильон обязан журналисту Дугласу Жеррольду, который в опубликованной заметке возвел оранжерею в ранг «дворца», добавив восторженное и условное определение «хрустальный». С тех пор, как «Хрустальный дворец» появился, а тем более с тех пор, как он был утрачен (1936), это красивое название служит не только символом нового слова в архитектуре XIX века, но и символом, обозначающим своего рода высшую ступень архитектурного творчества, строительного искусства и инженерного мастерства.
Сам символ «хрустальный дворец» имеет глубокие корни, причем встречается в мифологии разных народов. Хрустальные горы, дома и дворцы упоминаются во многих легендах и преданиях. Технический прогресс породил конструкцию, позволившую осуществить эту идею в архитектурных формах, - остекление на основе каркаса, тогда как мифологические хрустальные дворцы представлялись отлитыми из стекла или высеченными из кристалла. «Бунтом против археологии» назвали лондонский «Хрустальный дворец» современные исследователи.
Среди многочисленных посетителей выставки в Лондоне был и Владимир Стасов, сын архитектора В.П. Стасова, впоследствии критик и историк искусства. Ему принадлежат слова: «Созданный безвестным каким-то садовником, Пакстоном, «Хрустальный дворец» 1851 года явился чем-то невиданным и неслыханным: он выступил первою истинно гениальною попыткой дать нашему веку архитектуру совершенно новую, всю из одного железа и стекла, такую архитектуру, какой даже и во сне не снилось прежним столетиям. Она была полна какой-то беспримерной в летописях искусства смелости, она дерзко шла наперекор всем преданиям и принятым правилам, но тут же сооружала чудные палаты, поразительные волшебством впечатления, воздушной легкостью, громадными пространствами, залитыми светом». 
Под «хрустальными дворцами» в России мы подразумеваем здания, принадлежащие к группе подобных сооружений из металла и стекла. Это могут быть крупные оранжереи с репрезентативными функциями, а также выставочные павильоны. Первые большие оранжереи в России появились в первой четверти XVIII века: они были построены в Летнем саду, в Петергофе, Стрельне, Ораниенбауме и других ансамблях. В последующие годы это начинание получило продолжение (Кусково). Конечно, мы вряд ли назвали бы эти сооружения «хрустальными дворцами», скорее, следовало бы использовать более традиционные словосочетания «великолепные чертоги» (Г.Р. Державин) или «чародейные хоромы» (И.А. Крылов). 
Поиски образа хрустального дворца в русской литературе приводят нас к А.С. Пушкину. Вспомним его «Сказку о царе Салтане» (а как известно, сказки пишутся не только для детей). Здесь находим слова: «Князь для белочки потом // Выстроил хрустальный дом». Если вчитаться в русские народные сказки, можно заметить, что в них чаще упоминаются сооружения и предметы из различных металлов: золота, серебра, меди. В сочинении же Пушкина, написанном в 1831 году, возникает образ сооружения из хрусталя. Поэт идет в ногу со временем, его сказочный хрустальный дом - современник Оранжереи в Парижском ботаническом саду (арх. Ш. Руо), о которой З. Гидион писал, что она «стала прототипом всех больших оранжерей с металлическим каркасом», или «стеклянных садов». Это только совпадение, но совпадение знаковое, отразившее одну из характерных черт своего времени. 
Хрустальный дом белочки - хрустальный дворец в миниатюре. По сюжету сказки, он приносит благосостояние подданным князя Гвидона: ведь «орешки не простые, // Все скорлупки золотые, // Ядра - чистый изумруд», и далее: «Из скорлупок льют монету // Да пускают в ход по свету; // Девки сыплют изумруд // В кладовые, да под спуд». В результате: «Все в том острове богаты, // Изоб нет, везде палаты…» Пушкин создает образ идеального города-государства, какие не раз уже предлагала мировая художественная литература. Своего рода утопия и в то же время - предвидение, опирающееся на современные экономические теории. Можно провести параллель с выставочным павильоном, все происходящее в котором призвано служить благополучию, процветанию (а проще - прибыли) представленных экспонентов. Это искомый результат всех Всемирных выставок, наряду с показом достижений научно-технического прогресса, успехов промышленности и т.д. Если обратить внимание на исторический контекст, А.С. Пушкин - современник нарождающегося и в России выставочного движения: Первая публичная выставка всероссийских мануфактурных изделий была организована в Петербурге в 1829 году. 
Еще один литературный пример, импульсом для создания которого послужили существовавшие реалии, представляет картину далекого будущего. В фантастической повести В.Ф. Одоевского «4338-й год», написанной в 1830-е годы, появляются образы грандиозных музеев и зимних садов под «хрустальными» сводами. «Ближний остров, который в древности назывался Васильевским… принадлежит Кабинету. Он занят огромным крытым садом, где растут деревья и кустарники, а за решетками, но на свободе, гуляют разные звери; этот сад есть чудо искусства! Он весь построен на сводах, которые нагреваются теплым воздухом постепенно (теплый воздух вырабатывается специальными машинами), так, что несколько шагов отделяют знойный климат от умеренного; словом, этот сад - сокращение всей нашей планеты; исходить его то же, что сделать путешествие вокруг света. Произведения всех стран собраны в этом уголке, и в том порядке, в каком они существуют на земном шаре». И в другом месте: «…мы увидели себя в прекрасном крытом саду… Весь сад, засаженный редкими растениями, освещался прекрасно сделанным электрическим снарядом в виде солнца. Мне сказывали, что оно не только освещает, но химически действует на дерева и кустарники; в самом деле, никогда мне еще не случалось видеть такой роскошной растительности…» Вспомним, что электрическая лампа А.Н. Лодыгина появилась в России в 1872 году, а Т.А. Эдисон запатентовал свою только в 1879 году. Одоевский предсказал и сравнительно недавнее изобретение - особые лампы с разным спектром излучения, способствующие росту растений, которыми пользуются специалисты при устройстве зимних садов и оранжерей в наше время.
Несомненно, автор «4338-го года» был вдохновлен тем, что видел в пространстве российских усадеб и дворцов, где существовали роскошные оранжереи и зимние сады, содержащие коллекции экзотических растений и украшенные произведениями различных видов искусства. Но созданный писателем художественный образ в некоторых деталях превосходит реалии, а главное, даже предсказывает научные открытия. Фантастический образ садов Одоевского родился значительно раньше, чем был построен лондонский «Хрустальный дворец». Непосредственное отражение последнего появилось в русской художественной литературе в 1863 году. Это была поразительная фантазия художника совсем иного склада, чем В.Ф. Одоевский. Речь идет об утопическом образе города будущего в романе Н.Г. Чернышевского «Что делать?». Как и у Одоевского, фантастический город Чернышевского расположен под стеклянным куполом, или в «хрустальном дворце». Приведем его описание: «Здание, громадное, громадное здание, каких теперь лишь по нескольку в самых больших столицах <…> Что ж это, какой оно архитектуры? Теперь нет такой; нет, уж есть один намек на нее, - дворец, который стоит на Сайденгамском холме: чугун и стекло, чугун и стекло - только. Нет, не только: это лишь оболочка здания; это его наружные стены; а там, внутри, уж настоящий дом, громаднейший дом: он покрыт этим чугунно-хрустальным зданием, как футляром; оно образует вокруг него широкие галереи, по всем этажам. Какая легкая архитектура этого внутреннего дома, какие маленькие простенки между окнами, а окна огромные, широкие, во всю ширину этажей! <…> И повсюду южные деревья и цветы; весь дом - громадный зимний сад». 
Как уже отмечалось исследователями, Н.Г. Чернышевский очень верно уловил архитектурные тенденции, которые «носились в воздухе», и дал не картину далекого будущего, а анализ сооружений и проектов, которые уже возникали и обсуждались в печати. Можно привести рассуждения профессионального архитектора А.К. Красовского (1816-1875), современника Д. Пакстона (1801-1865), относящиеся к 1851 году: «Техника или конструкция есть главный источник архитектурных форм. Железу предстоит участь совершить переворот в архитектурных формах и произвести новые оригинальные, современные формы, которые и составят, вероятно, новый стиль». Красовский утверждал, что если архитекторы, следуя принципам «рационалистов-техников», будут разрабатывать архитектурные формы зданий, стремясь достичь технической и функциональной целесообразности, «возникнут части зданий, сообразные нашему климату, нашим материалам и нашим вещественным и нравственным потребностям», и в итоге образуется «рациональный, современный и национальный стиль, которого невозможно искать a priori». В этих словах можно усмотреть пророческое предсказание достижений конструктивизма 1920-х годов. 
Что же можно было видеть в реальной российской практике? Ровесником лондонского «Хрустального дворца» стал один из неосуществленных проектов архитектора Н.Л. Бенуа (1813-1898). В 1851-1852 годах он разрабатывал варианты проекта «Здания увеселительного назначения с зимним садом между Фонтанкой и проездом к главным воротам Инженерного замка». В одном из решений архитектор максимально использовал металлические конструкции опор и большие застекленные поверхности стен и сводов. Правда, новаторские приемы предполагалось скрыть под стилизованными «одеждами» внешнего оформления фасадов. Одной из причин, по которым проект не был реализован, возможно, была Крымская война (1853-1856). К идее создания крупной городской постройки - зимнего сада - позднее обратились вновь. В 1860 году газета «Санкт-Петербургские ведомости» сообщала: «Петербургское общество садоводства намерено выстроить в сквере напротив Александринского театра Кристальный дворец, маленькое подобие лондонского, в котором будет постоянная выставка цветов и других растений… План этого здания составлен… известным архитектором Г. Боссе. Судя по плану и рисункам, наш Кристальный дворец, при постройке которого будут употреблены также только чугун и стекло, составит одно из украшений города, хотя многие и жалеют, что это здание закроет фасад Александринского театра». Проект был разработан, но не был осуществлен. Несмотря на интересные предложения, цветочные выставки как в Петербурге, так и в Москве по-прежнему устраивались в приспособленных для этого традиционных зданиях. Сферой применения новых конструкций стали галереи и павильоны в курортных городах. 
Поиски «хрустальных дворцов» приводят нас в Императорский Ботанический сад в Петербурге, где в 1845-1846 годах архитектором Е.Ф. Фишером-Уральским была реконструирована старая Большая Пальмовая оранжерея. Вероятно, именно она послужила прототипом нового литературного образа, по сути трагического. В поэтических и прозаических текстах В.М. Гаршина «хрустальный дворец» служит аллегорией тюрьмы. Таким он предстает в стихотворении «Пленница» (1876), повествующем о стремлении к свободе и гибели пальмы в оранжерее «за стеклом и железными решетками». На тот же сюжет в 1879 году Гаршиным была написана аллегорическая сказка в прозе «Attalea princeps», главная героиня которой, пальма Атталея, пытается выбраться на свободу и погибает. Приведем отрывок из этого произведения: «В одном большом городе был ботанический сад, а в этом саду - огромная оранжерея из железа и стекла. Она была очень красива: стройные витые колонны поддерживали все здание; на них опирались легкие узорчатые арки, переплетенные между собою целой паутиной железных рам, в которые были вставлены стекла. Особенно хороша была оранжерея, когда солнце заходило и освещало ее красным светом. Тогда она вся горела, красные отблески играли и переливались, точно в огромном, мелко отшлифованном драгоценном камне. 
Сквозь толстые прозрачные стекла виднелись заключенные растения. Несмотря на величину оранжереи, им было в ней тесно. Корни переплетались между собою и отнимали друг у друга влагу и пищу. Ветви дерев мешались с огромными листьями пальм, гнули и ломали их и сами, налегая на железные рамы, гнулись и ломались. Садовники постоянно обрезали ветви, подвязывали проволоками листья, чтобы они не могли расти, куда хотят, но это плохо помогало. Для растений нужен был широкий простор, родной край и свобода. Они были уроженцы жарких стран, нежные, роскошные создания; они помнили свою родину и тосковали о ней. Как ни прозрачна стеклянная крыша, но она не ясное небо. Иногда, зимой стекла обмерзали; тогда в оранжерее становилось совсем темно. Гудел ветер, бил в рамы и заставлял их дрожать. Крыша покрывалась снегом. Растения стояли и слушали вой ветра и вспоминали иной ветер, теплый, влажный, дававший им жизнь и здоровье. И им хотелось вновь почувствовать его веянье, хотелось, чтобы он покачал их ветвями, поиграл их листьями. Но в оранжерее воздух был неподвижен; разве только иногда зимняя буря выбивала стекло, и резкая, холодная струя, полная инея, влетала под свод. Куда попадала эта струя, там листья бледнели, съеживались и увядали.
Но стекла вставляли очень скоро…»
Новые по конструкции оранжереи построены в Петербургском ботаническом саду позднее, чем были написаны тексты Гаршина. Это Большая Субтропическая оранжерея с редким шатровым завершением (арх. А. Бах, 1889) и Большая Пальмовая оранжерея высотой 23,5 метра (арх. И.С. Китнер, 1899). До их появления старые оранжереи не могли удовлетворить полностью потребности пополняющихся ботанических коллекций, растениям действительно было в них тесно. Хотя, несомненно, В.М. Гаршин сгущал краски. 
Другой подход к изображению зимних садов находим у С.Я. Надсона. В стихотворении «Цветы» (1883) передано совершенно иное впечатление от увиденного в саду за стеклом: восхищение, восторг. Показателен следующий фрагмент: 
Там, за зеркальным, блещущим стеклом,
В сиянье ламп, горевших мягким светом, 
Обвеяны искусственным теплом,
Взлелеяны оранжерейным летом, - 
Цвели цветы... 
В этом стихотворении поэт обыгрывает вид зимнего сада в темное время суток, когда особое освещение придает образу сада за стеклом еще больше «волшебства». Возникает ассоциация с «магическим кристаллом», светящимся изнутри. Литературный образ Надсона рождается в период ожидания новаций модерна с такими архитектурными деталями, как застекленные выступающие эркеры и «фонари». Именно они часто проектировались под зимние сады, как в известном особняке балерины Матильды Кшесинской в Петербурге (арх. А.И. фон Гоген, 1904-1906). Полюбоваться эффектным зрелищем освещенного зимнего сада к ее дому по вечерам, как на спектакль, собирались петербургские жители. 
Надо признать, что металлические каркасные сооружения большого объема со сплошным остеклением не подходят для нашего климата. Это доказано практическими исследованиями, проводившимися российскими учеными еще в середине и второй половине XIX века [7], в которых отмечалось сильное промерзание металла в зимние морозы и чрезмерное нагревание конструкций при ярком солнце летом. Соприкосновение как с обжигающе холодным, так и с обжигающе раскаленным металлом губительно для растений. Не говоря уже о неэкономичности, больших затратах на обогрев и некоторых других проблемах, тонко подмеченных не только профессионалами, но и Н.Г. Чернышевским и В.М. Гаршиным…
Это же отмечал и архитектор А.К. Красовский: «Истины, излагаемые в науке архитектуры, должны основываться на наших потребностях, свойствах материалов и благоразумной экономии. Потребности наши составляют цель, для которой здание строится; свойства материалов обусловливают способы достижения этой цели; наконец, соблюдение правил экономии дает возможность удовлетворить наибольшему числу наших потребностей». В нашем достаточно суровом климате предпочтение отдавалось постройкам с кирпичными или деревянными стенами и опорами; эти материалы, особенно дерево, не обладают проводимостью металла. Вот одна из объективных причин, объясняющих, почему свой грандиозный Хрустальный дворец, образ которого постоянно бередил сознание не только архитекторов, но и, как мы убедились, поэтов и писателей, в России так и не построили, хотя попытки спроектировать нечто подобное делались неоднократно.
В нашем климате полностью остекленные постройки на металлическом каркасе, функционирующие круглый год, были целесообразны только в случае, если площадь их была невелика и позволяла прогревать помещение. На территории современной Тимирязевской академии в Москве можно видеть частично сохранившуюся старую оранжерею. Правда, вряд ли эту постройку (и ей подобные) можно назвать «хрустальным дворцом». 
Облик временных павильонов, создававшихся для размещения экспонатов выставок, носил «дворцовый» характер, как и облик «Хрустального дворца» в Лондоне. Под влиянием последнего был спроектирован Морской павильон на Политехнической выставке 1872 года в Москве (арх. И.А. Монигетти, инж. Н.И. Путилов). Яркий пример подобной архитектуры представляли собой сооружения Всероссийской выставки 1896 года в Нижнем Новгороде. Но и здесь влияния климатического фактора было трудно избежать. И даже В.Г. Шухов, способный рассчитать и спроектировать самые сложные, новаторские конструкции, сочетал их при строительстве выставочных павильонов с более традиционными архитектурными формами. Таковы компромиссные проекты Художественного отдела (арх. А.Н. Померанцев, инж. В.Г. Шухов), в котором ренессансные черты сочетаются с крупным стеклянным куполом, и павильона Садоводства, выполненного в псевдорусской стилистике с выделением центрального кубического объема, перекрытого металлической застекленной конструкцией (арх. И.П. Ропет, инж. В.Г. Шухов). Пожалуй, наиболее ярким и «современным» среди павильонов выставки был павильон Фабрично-заводского отдела, полностью спроектированный В.Г. Шуховым. А павильон Машинного отдела (арх. А.Н. Померанцев, инж. В.Г. Шухов) своими формами отчасти напоминал лондонский «Хрустальный дворец», но в большей степени, как отмечалось даже организаторами нижегородской выставки в изданном путеводителе, ассоциировался с павильоном «Галерея машин», построенным инженером Г. Эйфелем для Всемирной выставки 1889 года в Париже. К сожалению, срок «жизни» выставочных павильонов, за редким исключением, ограничивался временем проведения выставки. Судьба «Хрустального дворца» оказалась более удачной: павильон был перенесен из Гайд-парка в Сайденхэм, где простоял 85 лет. 
Научный и технический потенциал эпохи модерна создал предпосылки для появления российского Хрустального дворца. Но этому вновь помешали исторические события: русско-японская война, первая русская революция 1905-1907 годов, Первая мировая война и революция 1917 года. Провозглашается лозунг «Мир - хижинам, война - дворцам!», и, следовательно, Хрустальному дворцу не время появиться. И хотя разрабатываются проекты Дворца Труда, в них оранжереи и зимние сады не предусмотрены. Тем более что в те времена тропические растения (как, впрочем, и рождественские елки) были объявлены символами буржуазной роскоши, излишеством, а позднее обвинены в «мещанстве» и оказались на время изъятыми из новой эстетики. Забегая вперед, отметим, что идея создания зимнего сада в огромном застекленном пространстве вернется в советскую архитектуру (проект Дворца Советов, арх. А.В. Власов и др., 1957-1959). А накануне Великой Отечественной войны разрабатывалась идея строительства грандиозного «Климатрона» (автор проекта И.Н. Петров, 1940) на территории, соединяющей Главный ботанический сад и ВСХВ. Но архитектура ХХ века требует особого подхода и выходит за рамки нашего сообщения… 
В заключение хочется вспомнить родственный оставшимся на бумаге конструктивистским проектам 1920-х годов новаторский футуристический образ, созданный Велимиром Хлебниковым в стихотворении «Город будущего» (1920). «Героем» здесь является «Дворец стеклянный, прямей, чей старца посох», или «Солнцестан», как называет его поэт (вспомним державинский «солнцев дом»). А в нем:
…площади из горниц, в один слой,
Стеклянною страницею повисли,
Здесь камню сказано «долой», 
Когда пришли за властью мысли.
Прямоугольники, чурбаны, из стекла
Шары, углов, полей полет,
Прозрачные курганы, где легла
Толпа прозрачно чистых сот… 
Смелая фантазия и образное мышление художника, развивающиеся в новом русле, помогли В. Хлебникову не только по-своему описать эффектные конструкции, восходящие к оранжереям типа «Хрустального дворца», но и многое предвидеть. Пожалуй, в двух последних строках приведенного фрагмента можно увидеть образ сооружений нынешнего времени - оранжерей в проекте сада «Эдем» в Великобритании (мыс Корнуолл, арх. бюро «Н. Гримшо и К°», 2001). Здесь уместно вспомнить слова О. Мандельштама: «Хлебников возится со словами, как крот… он прорыл в земле ходы для будущего на целое столетие». 
Наше время не остыло к идее создания Хрустального дворца. Металлические конструкции в сочетании со стеклом и бетоном - излюбленные материалы современных архитекторов. Из множества сооружаемых зданий приведем лишь один пример, на наш взгляд, наиболее близкий к прототипу по предполагаемым экспозиционным функциям: это строящаяся на территории Главного ботанического сада им. Н.В. Цицина РАН оранжерея. Теперь иные технические возможности: металл защищен от промерзания и перегрева специальным покрытием, вместо стекла используются особые пластические массы, даже более прозрачные, но не промерзающие. Применяются современные системы дополнительного освещения, подогрева почвы, туманообразования, дождевания и т.д. Станет ли новый архитектурный объект Хрустальным дворцом?!