Игорь Воскресенский: «Я всегда в Москве и в архитектуре»

Игорь Николаевич Воскресенский родился в Москве 25 февраля 1945 г.

В 1963 г. поступил в Московский архитектурный институт.

Профессиональную деятельность начал в 1969 г. в должности архитектора одной из крупнейших в Москве проектных организаций - института «Моспроект-4». К числу первых значимых работ относятся реконструкция московского сада «Эрмитаж» и проект с последующей реализацией санатория «Приморье» в городе Сочи.

С 1972 по 1980 г. И.Н. Воскресенский возглавляет отдел районного архитектора Перовского района Москвы. В 1977 г. успешно защищает диссертацию на тему «Принципы организации озелененных территорий в крупнейших городах». Работает главным архитектором Перовского района столицы, затем начальником управления внешнего благоустройства и озеленения города Москвы.

С 1986 по 1991 г. И.Н. Воскресенский - секретарь Союза архитекторов СССР. В 1987 г. он был избран президентом Всесоюзного объединения ландшафтных архитекторов СССР. После распада СССР И.Н. Воскресенский выступил одним из инициаторов создания Международной ассоциации Союзов архитекторов (МАСА) - правопреемника Союза архитекторов СССР. До настоящего времени он остается ответственным секретарем МАСА, возглавляет редакционный совет журнала «Архитектура, Строительство, Дизайн».

С мая 2000 г. И.Н. Воскресенский - заместитель председателя Москомархитектуры, главный художник города Москвы.

Действительный член Российской академии художеств, ряда других российских и международных академий, вице-президент Союза архитекторов России, президент Гильдии профессионалов ландшафтной индустрии.

Автор более ста проектов, по которым в содружестве с известными скульпторами и архитекторами созданы монументальные ландшафтно-архитектурные памятники и парковые комплексы в России и многих зарубежных странах.

Многие работы архитектора И.Н. Воскресенского удостоены государственных и профессиональных наград. Среди них Премия Совета Министров СССР за проект с последующей реализацией санатория «Приморье» в городе Сочи, Премия города Москвы в области литературы и искусства за разработку и реализацию проектов комплексного благоустройства территорий объектов социального назначения города Москвы, Золотая медаль Международной ассоциации Союзов архитекторов за реконструкцию московского Музея космонавтики, Премия Министерства внутренних дел Российской Федерации за памятник «Воинам внутренних войск», установленный в Москве в Лефортово, Премия имени А. Гутнова за разработку Генеральной схемы озеленения города Москвы до 2020 года, Благодарность мэра города Москвы за значительный вклад в создание монумента «В борьбе против фашизма мы были вместе», установленного в Москве на Поклонной горе в декабре 2010 г.

Попробуйте расспросить человека о его детстве, юности, увлечениях молодости… Не сомневайтесь - подавляющее большинство с удовольствием окунется в ностальгические воспоминания о событиях давно прошедших дней. Тем более удивительным показалось мне сдержанное упоминание Игоря Николаевича Воскресенского о своих школьных и студенческих годах и его явное нежелание допускать в эти воспоминания посторонних.

Собственно, Воскресенский этого и не отрицал, только уточнил:

- Вообще-то память у меня хорошая, но - избирательная. Например, мне сложно вспомнить, какой галстук был на собеседнике, но зато абсолютно точно могу воспроизвести свои ощущения от встречи, то эмоциональное впечатление, которое произвел на меня человек. Для меня важнее свойства человеческой личности, нежели ее внешние проявления, характер, а не манера поведения. Правда, мои ощущения порой далеки от истины, как и все люди, я могу ошибиться в человеке, но - в лучшую сторону, если можно так выразиться. Перефразируя юристов, скажу, что мои отношения с людьми строятся на «презумпции порядочности», которой я наделяю всех окружающих изначально. Повторяю, бывает, что ошибаюсь, и нередко, к сожалению. Но это гораздо менее тяжелый нравственный груз, чем повальное неверие во все и недоверие ко всем. Я предпочитаю относиться к людям так, как мне хотелось бы, чтобы относились ко мне. И этот жизненный принцип сопровождает меня с юных лет.

Однажды я спросила Игоря Николаевича, как далеко простирается его способность видеть в человеке только лучшее, не отвечать обидой на обиду, «по-толстовски» подставлять другую щеку. Ответ был несколько неожиданным.

- На меня можно подействовать добротой, - не задумываясь, сказал Воскресенский, - и я действительно всегда и всеми силами стараюсь избежать конфликта. Не потому, что мною движет страх за его последствия: просто я знаю, если начнется драка - даже в фигуральном смысле - я буду биться до последнего. Чем большее давление на меня оказывают, тем выше уровень сопротивления. В детстве это были натуральные бои со всеми вытекающими, а в более зрелом возрасте они трансформировались в умение отстаивать свою точку зрения, что для профессионала - тоже своеобразное сражение, если хотите - необходимое условие самосовершенствования.

Эти черты характера несомненно уходят корнями в детство и связаны с почти профессиональными занятиями спортом: много лет было отдано баскетболу, одному из самых командных видов спорта. Возможно, потому Игорь Николаевич всегда говорит, что он - «человек команды».

Наверное, если бы Воскресенский не стал архитектором, он мог бы служить на дипломатическом поприще: житейская мудрость в его характере превалирует над тщеславием, а командный подход в дипломатии - основа успеха. Хотя и роль личности исключительно велика. И тем не менее эффектный выпад только лишь ради собственно эффекта - совсем не про Воскресенского. Идти на таран, чтобы все это видели и восхищались, ему тоже не свойственно. А вот использовать всю свою профессиональную мощь для решения принципиально важных, пусть не очевидно эффектных для города вопросов, - ситуация вполне обыденная. Кто-то скажет: «Из пушки по воробьям!», имея в виду статус главного художника города. А я думаю, что это умение видеть главное в деталях и способность выстраивать стратегию, используя профессионально выверенные тактические приемы. Когда-то давно я вычитала восточную поговорку, которую вспомнила, немного лучше узнав Игоря Николаевича Воскресенского: «Чтобы обнажить кинжал, достаточно одного мужества, удержать клинок в ножнах сумеет только мудрость, взращенная мужеством».

- А как произошел приход в профессию?

- Раньше как-то об этом не задумывался, а сейчас понимаю, что это было в какой-то степени предопределено. Мой дед Валерьян Иванович Воскресенский был инженером-строителем, годами работал на Севере, мы его почти не видели. Когда приезжал, рассказывал много интересного, баловал чрезвычайно, так как зарабатывал хорошо, и у меня сложился этакий героический образ московского строителя, который всегда в дороге, всегда на объекте, а его возвращение домой - невероятный праздник для семьи. Правда, рядом с этой героикой был и скромный пример мамы: она работала в Академпроекте, который был создан под руководством академика А.В. Щусева. Так что некоторые знаки, как теперь принято говорить, наверное, судьба мне все-таки посылала.

- Можно сказать, Вы потомственный архитектор?

- Вообще-то сначала я мечтал стать инженером-мостостроителем, а в девятом классе судьба близко свела меня с одноклассником Сергеем Рубаненко. Его отец Борис Рафаилович Рубаненко был известнейшим градостроителем, доктором архитектуры. В годы ленинградской блокады он руководил работами по маскировке зданий, позже занимался практическим проектированием и одновременно теоретическими проблемами массовой жилой застройки. Для Сергея, выросшего в архитектурной среде, выбор профессии был очевиден. Мы сидели за одной партой, я видел, как много и упорно он занимался, готовясь к поступлению в Московский архитектурный институт, и делал это так азартно, что я невольно увлекся его идеями и за полгода до окончания школы принял решение готовиться в МАрхИ. Стал ходить на курсы при институте, рисовал в Пушкинском музее, делал какие-то наброски, причем все - самостоятельно, меня никто не подгонял, я сам выбрал путь, по которому мне предстояло идти, поэтому и ответственность за свое будущее ни на кого не перекладывал. Мы вместе с Сергеем поступили в институт, потом жизнь часто сводила нас на профессиональном поприще, и сейчас могу сказать, что он - один из самых старых и преданных друзей.

- Учились легко?

- Скажем так, мне было труднее, чем многим. Архитектурный институт, как и другие творческие вузы, - место непростое, династийное. Среди студентов там всегда были и есть потомственные архитекторы. Я не принадлежал к этой категории. Из-за отсутствия соответствующей подготовки учился неровно. Ситуация выровнялась к третьему курсу, когда я уже сознательно и самостоятельно добирал нужные знания, много читал, ходил по выставкам, прислушивался к тому, о чем говорят и спорят старшекурсники. Еще мне помогала такая особенность характера, как умение четко ставить цель. Я всегда, на каждом жизненном этапе ставлю перед собой задачу и стараюсь решить ее самыми продуктивными методами, параллельно оценивая возможные препятствия. Иногда даже приходилось отказываться от цели, если понимал, что препятствия таковы, что цена ее достижения будет неоправданно высокой.

- Цель и искушение - разные понятия для Вас?

- Безусловно. Есть какие-то стратегические цели, отказ от которых граничит с потерей профессионализма, потерей личности, что для меня недопустимо.

- Вы говорили о своем друге детства Сергее Рубаненко, а кого еще Вы называете друзьями?

- Их у меня немного, но все - очень верные и настоящие. Таким же, как Сергей, другом по жизни и по творчеству стал для меня Юрий Калмыков, с которым мы познакомились в МАрхИ. Вместе учились, играли в одной баскетбольной команде, наши профессиональные и жизненные пути шли все время рядом, мы часто работали вместе. Уже много лет он возглавляет комиссию по этике Союза Московских архитекторов, и я могу назвать его совестью Союза. Если вдуматься, это высочайшая степень доверия, когда к человеку обращаются за помощью в самых деликатных вопросах, связанных с некоторыми моментами персональной творческой деятельности, взаимоотношениями с коллегами, авторским правом. Это чрезвычайно сложная работа, требующая определенной нравственной планки, и она у Юрия Владимировича очень высока - и по отношению к коллегам, и, конечно же, по отношению к самому себе.

Может быть, не все, кого я называю друзьями, подпадают под привычное определение. У меня есть, если можно так сказать, и другая категория друзей, с которыми мы связаны совместной работой, творчеством. В их числе, наверное, первым могу назвать скульптора Александра Рукавишникова. Мне посчастливилось поработать еще с его отцом, замечательным мастером Иулианом Митрофановичем Рукавишниковым, народным художником России. Это потрясающая творческая династия, идущая от Митрофана Рукавишникова, потомка знаменитых купцов и банкиров Рукавишниковых. Также многие годы совместного творчества насчитывает наша дружба с художником, скульптором Салаватом Щербаковым.

- Не хочется повторять избитые фразы: если бы можно было вернуться назад… Проще говоря, Вы довольны своей карьерой?

- Скорее, да. Если взять исходные данные: мальчишка, росший без отца, предоставленный самому себе, вечно работающая мама… И в результате я сам выбрал далеко не простую профессию, сам поступил в институт, и не было никого, кто мог бы оказать мне протекцию. Однако все складывалось удачно, просто надо было много работать, но для меня это норма. Кстати, нормой для советского периода нашей жизни была и возможность бесплатно и без протекции получить элитное высшее образование. У меня нет ностальгии по тому времени, но факт остается фактом: действительно, каждому, кто хотел чего-то добиться в жизни, давались шанс и возможность этого достичь. Нынешняя же ситуация диктует, куда поступать одним, определяет, где никогда не будут учиться другие. Что касается МАрхИ, нынешним студентам, наверное, сложно представить, что для нашего поколения рихтеровская готовальня была сродни какому-то чуду: ее стоимость составляла ползарплаты архитектора… Мы буквально дрожали над этими предметами, так как они составляли часть профессии. А еще была специальная заточка рейсфедеров, и мы знали наперечет адреса, где в Москве можно было сделать это у настоящих мастеров. Это мелочи, но они в существенной мере определяли статус профессии и держали высокую планку образования. Конечно, глобальная автоматизация и стандартизация ведет к исчезновению ручного труда, в частности в архитектурном проектировании. Еще недавно ручная подача проекта была неким профессиональным «шиком», говорила о мастерстве автора. Теперь есть компьютерные программы, и все делается «механической рукой». И это, наверное, неотъемлемая плата за прогресс, вот только всегда есть возможность разумного сочетания авторского почерка и средств воплощения идеи. Ну а если вернуться к вопросу о карьере, тут есть одна любопытная закономерность. Парадоксально, но я всегда приходил на должность, уже освобожденную предыдущим специалистом. Можно сказать, что эти места меня ждали, поэтому моя карьера в отличие от многих других историй не омрачена сложностями межличностных отношений.

- Вам приходилось отказываться от заманчивых перспектив?

- Нечасто. Хотя дважды в жизни я отказывался от интересных предложений в силу того, что мне свойствен трезвый подход к любому новому повороту судьбы. И в тех случаях я отчетливо понимал, что, приняв эти предложения, стану просто чиновником от архитектуры, а мне это неинтересно.

- А что Вам интересно?

- Мне интересно работать, и, должен сказать, судьба давала мне возможность попробовать себя в разных архитектурных категориях. Одним из первых был проект санатория «Приморье» в Сочи, удостоенный премии Совета Министров СССР. Сложность проектирования заключалась в многофункциональности комплекса. Это и медицинские сооружения, и очень непростая специфика технических и инженерных служб. Одновременно санаторий должен был стать комфортным местом проживания для людей, приехавших на отдых. Два бассейна, подземный кинотеатр, обустройство береговой линии, море, пляж - и все это на фоне сейсмически неустойчивой зоны. То есть полный набор всех «прелестей» для проектирования. Поэтому этот проект я вспоминаю с особым чувством гордости. Тем более что санаторий и по сей день живет и радует своих гостей удобной планировкой и продуманными деталями.

Есть работы градостроительные. Это генеральные схемы по всем направлениям, формирующим облик города: цветочное и праздничное оформление, реклама, колористика, малые формы, места для мелкорозничной торговли, благоустройство вокзалов. По моему глубокому убеждению, строительство и благоустройство - равные составляющие градостроительного облика города, поэтому важность таких проектов для меня очевидна.

Много архитектурных, объемных проектов в Москве. Реконструкция дома на Тверской улице, здание Детского фонда в Армянском переулке, часовня на месте гибели известного офтальмолога Святослава Федорова, многое другое. Очень интересно было проектировать жилой комплекс на улице Улофа Пальме, который по заказу МИД РФ мы делали вместе с Юрием Владимировичем Калмыковым. Хочу отметить, что уже тогда мы заложили в проект 550 машиномест на 500 квартир, так как понимали, что строить жилые дома без гаражей - по меньшей мере непрофессионально и недальновидно. Этот проект уже давно реализован, так же как и малоэтажная застройка в Братцево. Тоже жилой район, но совершенно другая идеология, другой подход, иные методы проектирования. Из наиболее дорогих сердцу - наверное, Храм Державной иконы Божией Матери в Чертаново. Эту работу мы выполняли всем коллективом нашей творческой мастерской в качестве благотворительной поддержки будущему храму. Надо сказать, это был не просто архитектурный проект, параллельно мы искали для постройки лучшее место, решали вопросы согласований, все это заняло почти десять лет. Могу повторить: мне очень повезло, что работы всегда были интересные, разноплановые - от «Нулевого километра» на Красной площади до памятных стел в городах России, получивших звание «Город воинской славы».

- А есть что-то общее в таких разных объектах?

- Безусловно, это отношение автора к своей работе. У меня есть профессиональное кредо, как у врача: «Не навреди». Я не ставлю перед собой задачу заявить о себе в городе каким-то знаковым объектом. Гораздо важнее не навредить природе, создавая эти объекты, полнее взаимодействовать с окружением. И в этом смысле, мне кажется, гораздо труднее работать на особо охраняемых природных территориях, так как там надо очень четко выдерживать сомасштабность и пропорции, заданные природой. Хотя, знаете, и в центре столицы тоже непросто проектировать, здесь необходима особая корректность по отношению к историческим зонам. Например, знак «Нулевой километр» надо было вписать в исторический ансамбль Красной площади весьма деликатно, но и потеряться он не должен, так как является знаковой отметкой. Вместе со скульптором Александром Рукавишниковым мы разработали форму знака - графически зашифрованное изображение райского сада. Этому есть простое объяснение: я считаю, что страна, родина должна быть прекрасным садом для своих граждан. Как только человек захочет жить в таком саду, он начнет работать на эту идею. А круг в квадрате - это повторение планов башен Московского Кремля. И таких деталей много в каждой авторской работе, особенно когда речь идет о памятниках.

Памятники - особая тема в творчестве архитектора Воскресенского. Для него это не просто возможность вместе с художниками и скульпторами отдать дань уважения людям или событиям, важен философский смысл сооружаемого объекта. Почти все работы, в которых Игорь Николаевич принимал участие как архитектор, имеют ярко выраженную интеллектуальную составляющую. Эти памятники нельзя просто рассматривать, с ними надо общаться на определенном духовном уровне. Именно так задумана композиция, посвященная Михаилу Шолохову, где архитектурно-ландшафтное окружение несет столь же яркую и выразительную смысловую нагрузку, что и сами скульптуры. Роль архитектора в создании мемориального ансамбля важна необычайно. И в этом смысле весьма характерным является пример установки в разных городах России - от Кронштадта до Владивостока - стел «Город воинской славы». Согласно Указу Президента России и по общему замыслу композиции должны быть идентичны, но авторы проекта (скульптор С.А. Щербаков, архитекторы И.Н. Воскресенский, В.В. Перфильев) в каждом городе находили возможность индивидуализировать мемориал, сделать его именно таким, каким хотели видеть этот знак горожане. При этом сам характер произведения предполагает его доминантное значение, утверждает И.Н. Воскресенский.

- Приступая к очередной работе, Вы думаете о том, как оценят ее потомки?

- Это естественно для любого художника. Я вообще воспринимаю себя как носителя некой идеи, посылающего знаки; в идеале архитекторы - проводники культуры. И здесь речь идет не о единичном воздействии на сознание человека, зрителя, а о воспитании. Наша работа очень влияет на жизнь и самочувствие горожан. Человек должен ориентироваться в городской среде не только по информационным указателям, но и по архитектуре, его состояние зависит не только от чистоты воздуха и других экологических показателей, но и от комфортности окружающей среды, от качества благоустройства.

Мои коллеги часто говорят о городских ансамблях, я же больше думаю о гармонии. И для меня главная задача - сочетать гармонию и масштаб, две профессиональные характеристики пространства. Конечно, не буду лукавить, не всегда архитектор ставит перед собой только нравственные задачи. Мы прекрасно понимаем, что есть и требования заказчика. Но опять-таки, я не устаю повторять: без Лоренцо Медичи не было бы и Микеланджело. Заказчик должен быть не менее культурным и духовным человеком, нежели специалист, к которому он обращается.

- А если Вам на выбор предлагают два места: одно выглядит, как пейзажи с великих полотен, а другое требует полного переосмысления, - что выберете?

- Я скажу так: все генсхемы по колористике, подсветке зданий, цветочному оформлению, над которыми мне довелось работать, нацелены на то, чтобы формировать гармоничное пространство города. Это и есть цель моих творческих усилий. Не заявлять о себе единичными произведениями, а полностью гармонизировать городскую среду. Безусловно, не надо доводить эту идею до абсурда: произведения не должны быть безликими и растворяться в окружающей среде.

- Скажите, а можно ли таким же высоким стилем говорить не о значительных памятниках и мемориальных ансамблях, а просто о городских цветниках? Не будет ли это слишком пафосным?

- Нисколько. У нас на этот счет есть целая теория: цветники - это не просто посадочный материал. Это определенный подбор устойчивых к антропогенному воздействию растений, своей формой и цветовой гаммой создающих определенное настроение. И это - реальная возможность воздействовать на пространство. Когда мы делаем генсхемы цветочного оформления, мы связываем их с архитектурным стилем того или иного места. В настоящее время характеристики благоустройства носят многовариантный характер, и в наших ближайших задачах - соединить на каждой территории все виды благоустройства с учетом историко-культурной среды каждого места и его функциональной значимости.

Как и у всякого архитектора, у Игоря Николаевича Воскресенского есть нереализованные проекты, которые по разным причинам так и остались на бумаге. Правда, вспоминает о них автор без излишнего драматизма, говоря о некоторых легко и просто, о других - с видимым сожалением. К последним относится проект, который в реальности мог получиться очень необычным и эффектным: парк насекомых на Лосином острове. Музей и прилегающая территория позволяли придумать оригинальное ландшафтное решение, связанное с водой, могло возникнуть уникальное сочетание архитектуры и ландшафта. Но - пока не случилось… Жаль, такая экзотика, такой тематический парк были бы украшением для Москвы. А еще Игорь Николаевич вспоминает «неслучившийся» Дом поэта на Арбате, где предполагалось организовать музей памяти Булата Окуджавы, разместить архив поэта, установить скульптурную композицию. «Это, - говорит Воскресенский, - была бы настоящая «душа Арбата», где соединились бы идеология и функция духовности».

- Вы с удовольствием идете на работу и возвращаетесь домой?

- Вероятно, правильнее говорить не об удовольствии, а о профессиональном удовлетворении. Подобное чувство я испытываю, когда есть цель и я уверен, что она близка к воплощению. Это самые приятные моменты: тогда и домой с работы и на работу из дома - с удовольствием.

- А бывает, что утром думаете: пропади пропадом эта работа!..

- У меня есть одна особенность: я воспринимаю профессию как часть жизни, а подобное отношение к собственной жизни как-то не приходит в голову. Архитектура, как чертик, может выскочить в самый неожиданный момент: например, в театре я вдруг замечаю несуразность декораций, ошибку в масштабе или неумелое обращение с цветом, порой это раздражает, но изжить это невозможно.

А еще архитектор Воскресенский обладает глубокими философскими познаниями, которые существуют не в отдельном «сундучке», а являются инструментом профессиональной работы и творчества.

- Так получилось, что в моем сознании профессиональный интерес был «подогрет» довольно фундаментальными знаниями о Востоке и Западе, что неминуемо приводило к постоянному сравнению этих культур, аналитике и выработке собственного отношения к архитектуре и окружающему миру. Мне всегда казалось, что Восток живет процессом, а Запад нацелен на результат. По моему глубокому убеждению, процесс не может быть результатом. Соединив эти направления, я старался жить процессом, состоящим из достижения последовательно ставящихся целей. Исходя из этого, любая потеря, как бы цинично это ни звучало, ведет к продолжению жизненного процесса, а процесс ведет к результату.

Предваряя очередной вопрос, сразу скажу, что глобальную цель жизни я перед собой не ставил никогда. Никогда не мечтал быть президентом страны, да и главным художником Москвы тоже. Просто биография профессиональная началась рано и развивалась быстро. При этом я редко меняю место работы: я всегда в Москве и в архитектуре.

- В чем для Вас заключалась перестройка?

- Я ее не заметил, продолжал работать. К сожалению - или к счастью - для меня всегда на первом месте была работа. При этом удалось сохранить хорошую семью, вырастить детей, теперь уже и внуки появились. Но работа была и остается стержнем всей жизни. А все выходные и праздники для меня - как для спортсменов дополнительное время матча, когда надо быстро сконцентрироваться и успеть все, что задумано. В это время я могу заниматься творчеством. Диссертация была написана именно в эти «свободные» дни, все мои увлечения, которые связаны с архитектурой, тоже умещаются в рамки свободного времени.

Много лет назад у Игоря Николаевича Воскресенского появилось увлечение, которому он отдает практически все свободное время: путешествия по отечественным и зарубежным монастырским комплексам. Из поездок, кроме впечатлений и многочисленных фотографий, он привозит свои рисунки. Черно-белая графика выразительнее, чем цветные кадры, передает архитектурное совершенство храмовых ансамблей. Возможно, эти работы и послужили стимулом к изданию энциклопедического словаря «Природа в сакральном», который составлен по многочисленным православным источникам и трудам российских и зарубежных ученых. Собранного материала оказалось так много, что его не удалось вместить в рамки одной книги. И сейчас Игорь Николаевич работает над продолжением темы - но уже в другом формате.

Кроме государственной службы, профессиональных и творческих увлечений у Игоря Николаевича Воскресенского есть и много общественных обязанностей. Наверное, одна из самых важных и значительных связана с Гильдией профессионалов ландшафтной индустрии (ГиПЛИ).

Так случилось, что несколько лет назад я присутствовала на встрече группы ландшафтных архитекторов, где решался вопрос о создании в России отраслевого союза - ГиПЛИ. Тогда я впервые увидела Воскресенского. На фоне бурно дискутирующих коллег он казался несколько отстраненным и сдержанным. Сейчас могу сознаться, что это впечатление оказалось обманчивым. Отстраненность - несомненная черта его характера, но я бы сказала, что она присуща большинству архитекторов, так как позволяет смотреть на многие проблемы как бы со стороны, определяя верный масштаб объекта, с которым предстоит работать. А сдержанность на деле оказалась серьезной склонностью к аналитике, что все оценили в самое ближайшее время, когда уже на следующую встречу Игорь Николаевич пришел с целым пакетом предложений по структуре и идеологии новой организации. Поэтому избрание его президентом Гильдии стало логичным шагом, подтверждающим авторитет Воскресенского в профессиональном сообществе.

Можно было бы долго рассказывать о том, как работают президент ГиПЛИ и его команда, но мне вспоминается один эпизод, которым бы я и хотела закончить этот очерк.

Прошлой осенью Гильдия принимала в Москве представителей Европейской ассоциации ландшафтной индустрии (ELCA), членом которой является ГиПЛИ. Зарубежные гости с интересом колесили по Москве и Подмосковью, много фотографировали, охотно общались с российскими коллегами. Накануне отъезда один из представителей ELCA попросил фотографию президента Гильдии для публикации в отчете о поездке в Москву. На следующий день я принесла на выбор несколько неплохих, как мне казалось, портретов Игоря Николаевича Воскресенского. В ответ солидный немец хитро прищурился и сказал: «Вы плохо знаете своего президента», а затем достал камеру и показал кадр, на котором задорно смеющийся Игорь Николаевич вместе с президентами ландшафтных ассоциаций из десятка стран самозабвенно исполнял классический твист. Потом коллега посмотрел на меня и добавил: «Здесь он настоящий». И знаете, я ему поверила.

Софья Романова